Виктор Суворов - Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]
Утихло все. Настя — в свой шкаф. И тут же, дверку растворив, мастер Никанор:
— Штой ты, Настасьюшка, домой-то не спешишь?
— Вы же знаете, Никанор Иваныч, что нет у меня дома.
— Где же ты, Настасьюшка, ночи проводишь?
— Здесь и провожу. Негде мне больше.
— Непорядок. Кто узнает, подозрения пойдут: не ты ли ночами стекла толченые в станки сыпешь? Сама знаешь: враги кругом да вредители. Тут же вспомнят, что родитель твой большим воинским чином был, да врагом оказался. А яблочко от яблоньки… В НКВД донесут…
— Я тогда, Никанор Иваныч, на вокзал пойду или в сквере на лавочке.
— Поздно. Если одну ночь в цеху уже провела, этого и достаточно. За такое в наше время сажают. Заметут тебя по вражьей статье. Но ты не бойся. Я за тобой давно слежу. Я за тебя горой. Со мной в дружбе состоять будешь — никому не донесу.
— Спасибо, Никанор Иваныч.
— Сюда иди. У меня же в кабинке и матрас есть, и укрыться есть чем. Там и спи каждую ночь.
— Никанор Иваныч, я уж как-нибудь.
— Сюда, говорят, иди!
И прижимает ее всю, и охватывает. Жаром дышит, и несет от него водкой с чесноком. У Никанора глаза жеребячьей кровью налиты, дышит печью огнедышащей. Вцепился ей в плечи лапами. Не отпустит. Злость аж капельками с зубов каплет. Такому не откажи. Растерзает.
Чуть расслабила Настя плечи свои, и Никанор совсем навалился. Тут она его легонько правым коленом и двинула. Согнулся Никанор, Настю отпустил, руки туда прижал, где ноги сходятся. А это тот самый момент, о котором каждый самбист мечтает. Сцепила Настя обе кисти замком в один кулак, вознесла его выше и врубила мастеру своему по загривку. Охнул Никанор, на оба колена пал. Это совсем хорошая ситуация. Знает Настя, что бить его надо, пока на коленях. Не дать вскочить ему. А то лопатой зашибет, никакое самбо не поможет. Поэтому — еще один удар и по тому же месту. По загривку. Но теперь уже ногой: правое колено к подбородку и разгиб резко вниз. Ребром ступни по шее. Охнул Никанор.
Тут бы ему и объяснить, что, мол, промашка вышла и не хотел он ее обидеть. И уж рот открыл, а она ему ногой в дых так двинула, что булькнуло-чавкнуло в Никаноре, и все слова разом забылись, а если бы и вспомнились, так не продохнуть, не то что слово вымолвить. А она его пяткой сверху вниз по печени или еще по какой-то внутренности чувствительной так двинула, что пошли круги зеленовато-фиолетовые. И уж ботинки обувает.
Обула. Теперь тот же прием, но только ногой, обутой в большой несгибаемый пролетарский ботинок, — по внутренности чувствительной. Сообразил мастер Никанор, что не зря товарищ Сталин миллион парашютистов готовит. Не потехи ради. Не просто они там в своих кружках с парашютами сигают, но и…
Следующий удар ботинком был в левый глаз. Вроде солнце в глазу взорвалось и рассыпалось триллионом искр. Тут же и в зубы мастер Никанор получил. Тем же ботинком.
Нет, так дело не пойдет! Спокон веку на Руси закон благородства: лежачего не бьют. Коммунисты проклятые нравственность молодежную испохабили. Ишь, над лежачим измывается. Погоди! Правой лапой махнул Никанор, чтоб за ногу Настю захватить да дернуть. Но не знал Никанор-мастер, что в парашютных кружках особо хорошие танцоры и танцовщицы ценятся. Не знал, что хорошо танцующих особо отбирают и особо готовят. Кто хорошо танцевать умеет, у того тело гибкое, мускулатура упругая, у того реакция волчья и координация движений кошачья. У того выносливость верблюжья. Из таких самбисты получаются.
Увернулась Настя от лапы никаноровой, по полу гребущей, и прием повторила: правое колено высоко вверх, к самому лицу, и разгиб прямо резко вниз. По пальцам. Чтоб граблями не махал.
Взвыл Никанор. От боли взвыл. От жалости к себе. А она ему по коленной чашечке: если погонится, так чтоб далеко не гнался.
Поднимается Никанор. Большой и страшный. Разорвет Настеньку. Страшно ей. И весело. Как инструктор Скворцов учил, за кисть Никанора, за правую, да кисть — на изломчик. И через себя его. Мордой об шкаф железный. Грохнул шкаф, загудел. Понимает Настя, что велика Россия, а отступать ей некуда. Потому держит Настя оборону, как Полевой устав требует: нанося короткие внезапные контрудары. Завершающий — по хребту. Нейтрализующий. Надолго нейтрализующий. На много часов.
На заре нового радостного дня пошел Никанор-мастер к себе в будочку. Там у него и матрас есть. И укрыться есть чем. Пошел на четвереньках. Или, как у нас это точнее выражают, на карачках. И зарекся: парашютисток не трогать. Да и много ли удовольствия от такой: ни сисек, ни жирности. Ему, собственно, от нее ничего и не нужно было. Подумаешь! Не хочет — не надо. Кому она такая нужна! Да у Никанора таких — полный цех. Только свистни…
Глава 2
— Заходите, товарищ Холованов. Чудо покажу.
Заходит товарищ Холованов в темноту балконную. Сапоги товарища Холованова так сверкают, что тьма по углам рассеялась. Раньше певчие тут на балконе пели. Теперь балкон служит складом спортинвентаря. И с балкона, с высоты, все, что внутри церкви происходит, видно как на ладошке. Ковер спортивный посредине, и тренирует инструктор девчонок. Хорошо церкви под спортзалы подходят. Своды высокие, хорошо дышится.
— Любуйтесь.
Любуется товарищ Холованов. Есть чем любоваться. На ковре девчонки бросают друг друга. И инструктор их бросает. И они инструктора.
— Вот на ту беленькую смотрите.
— Так я ж на нее и смотрю.
— Чувствуете разницу с остальными?
— Чувствую.
— В любой борьбе, в классической и в вольной, у нас в самбо, у японцев в дзюдо, в любых национальных единоборствах различают захват и бросок — это два основополагающих элемента. Захватил — бросил. И этим многие мастера грешат: захватил и топчется, примеряется, приноравливается, а уж потом бросает. А у нее захват от броска неотделим. У нее захват и бросок вместе слиты. В одно касание. В принципе, у нее захвата нет. Сразу бросок. Причем совершенно внезапный. Мы все ждем ее захвата и броска. Вот схватит. Вот схватит. Ждем, а захват и бросок все равно внезапны. Знаете, как в лаборатории, ждешь: вот сейчас электрический разряд шарахнет. Вот сейчас. А он все равно внезапный. Смотрите, только кончиками пальцев коснулась — сразу бросок. Да какой! Не бросает, а печатает. Вот, смотрите: обманное движение. Теперь — бросок. А когда захватить успела, не усмотришь. Славненько припечатала инструктора?
— Славненько.
— Еще смотрите. Обманное движение. Еще одно! Бросок! А захвата и не увидели. А вот ее бросают. Вообще ее бросают, только получив на это ее согласие. Без разрешения не бросишь. Она контрприемом с ковра выбросит. Итак, ее бросают. Обращаете внимание? Припечатали к ковру, а она на нем не лежит. Не лежит. И не встает. Она от ковра как мячик от бетона отскакивает. Как вы ее ни кидайте, она на ногах тут же. Оп! И еще — оп! Змея. Форменная змея. Как змею ни кидайте, она тут же к новому броску готова.
— Но должны быть и у нее ошибки.
— Есть. Есть, товарищ Холованов, и у нее ошибки. Этим грешат и великие мастера. Приемы она все в правую сторону проводит. Только в правую. А надо, чтоб бросала и правым, и левым непредсказуемо. Это поправимо. Дайте ей лучшего тренера Союза, и через год ее на международные соревнования выставлять можно… Вот она снова бросает! Разве не чудо?
— Чудо, — согласился товарищ в сверкающих сапогах. — Зачем, Скворцов, мне чудо демонстрируешь? Уведу.
— Уведете, — покорно согласился инструктор Скворцов. — Яснее дня — уведете. Но не последний же вы гад, товарищ Холованов, чтобы такое чудо из моего клуба бесплатно уводить.
— А твоему клубу парашюты нужны…
— Американские, — скромно опустил глаза инструктор Скворцов. — Знаете, парашюты с ярлычком зелененьким? Шелкопряд на паутинке.
— Знаю шелкопряда. Сам только американскими парашютами пользуюсь.
— Вот они самые.
— А ты, случаем, девочку чекистам не показывал?
— Как можно!
— А военным?
— Вам первому. Вы меня знаете. Если у вас парашютов не найдется для старого друга, то тогда я ее, конечно…
— А как прыгает?
— Красиво прыгает.
— С каких высот?
— С тысячи. С трех. С пяти. С семи.
— С кислородом пускал?
— А как с семи без кислорода?
— А затяжные?
— Стал бы я вам ее, товарищ Холованов, показывать, не проверив в затяжных. Обижаете вопросами.
— Правда, никому не показывал?
— Застрелите меня тут же, товарищ Холованов, из своего леворлюционного левольверта.
— А то смотри, Скворцов. В мантульные места загоню. Ты меня знаешь. На великие стройки коммунизма.
— Все понимаю. Правду говорю, никому девочку не показывал.
— Ладно. Договорились. Завтра получишь пять американских парашютов.
— Сто.
— Я же сказал — пять.
— Я поначалу тоже думал — пять. Даже за три собирался вам ее продать. За три советских. Потом передумал. Каждый день на занятия ходит. По три часа самбо. И еще по три часа парашютной подготовки. Еще час мы плаваем каждый день. Немножко бегаем. Радиокружок, как положено. А кроме всего, она полную смену на «Серпе и молоте» вкалывает. И вроде не устает.
![Виктор Суворов - Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное]](/uploads/posts/books/183599/183599.jpg)
![Виктор Суворов - Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное]](/uploads/posts/books/183861/183861.jpg)
